Украине надо в ускоренном темпе сейчас возвращаться к мероприятиям промышленной политики.
Специальный представитель президента США, по вопросам украинского восстановления, Пенни Прицкер во время своего первого визита в Украину 16 октября 2023 года “подводила к мысли", как Украине экономически выстоять без американской помощи.
Главный вопрос Прицкер во время визита и встреч с бизнесом был "Что мешает успеху, и кто мешает?". Пожалуй, самую сильную настороженность у большинства людей, которые пересекались с представительницей Байдена, вызвал ее призыв не ждать помощи Запада, а искать точки роста так, будто ее не будет.
Именно этот тезис "из уст в уста с тревогой передавали в кулуарах украинской политики" после отъезда Прицкер из Киева. Особенно угрожающе такой призыв звучал на фоне блокирования помощи Украине республиканцами в Конгрессе.
Что на это можно сказать? Что нам мешает? Мешает нам, то, что все 30 лет украинскому истеблишменту навязывают экономическую доктрину под названием «Вашингтонский консенсус», разработанную для развивающихся стран в 1989 году британским экономистом Джоном Уильямсоном.
Суть этой доктрины состоит в том, что по большому счету властям ничего не надо делать, кроме как:
1)Поддерживать фискальную дисциплину (минимальный дефицит бюджета);
2) Соблюдать приоритетность здравоохранения, образования и инфраструктуры экономики среди государственных расходов.
3)Субсидии предприятиям должны быть сведены к минимуму;
4)Снижать предельные налоговые ставки, расширять сферу налогооблагаемых субъектов;
5)Либерализировать финансовые рынков для поддержания реальной ставки по кредитам на невысоком, но всё же положительном уровне;
6)Обеспечивать свободный обменный курс национальной валюты;
7)Либерализовать внешнюю торговлю (в основном за счёт снижения ставок импортных пошлин);
8)Снижать ограничения для прямых иностранных инвестиций;
9) Осуществлять приватизацию государственных предприятий и госсобственности;
10) Проводить дерегулирование: устранение препятствий входа на рынок или выхода из него; которое не затрагивает иные аспекты — ограничения из соображений безопасности, охраны окружающей среды, защиты потребителей, надзора за финансовыми институтами и прочего;
11)Защищать права собственности.
Этот список «Вашингтонского консенсуса» составлен так, что всегда можно сказать, что если у вас что-то в экономике не получилось, то вы сами и виноваты, потому что вы не очень последовательно реализовывали все эти пункты, есть еще над чем работать вам.
А на самом деле, все эти пункты являются всего лишь отражением функционирования классической свободной капиталистической системы, которую экономистами принято называть laissez faire, и которая в чистом виде никогда в развитых капиталистических странах не функционировала, потому что в своем пути к господству и экономическому развитию, эти страны у себя применяли мероприятия промышленной политики, благодаря которым и достигли столь многого (учение немецкого экономиста 19-века Фридриха Листа является всего лишь теоретическими выводами из практических действий, которые осуществляли в США во времена Александра Гамильтона в конце 18-го века и начале 19-го века: в своей работе «Отчет о мануфактурах» (1790 г.) Гамильтон сделал Конгрессу США предложения о развитии индустрии. Гамильтон был сторонником свободной торговли и «невидимой руки рынка», но полагал, что на первых порах американской экономике нужны некоторые протекционистские меры. Добавим, что эти «первые поры») сохранялись в США практически до 1945 года, по мнению кембриджского экономиста Ха-Джун Чанга. Он пишет в книге «Злые самаритяне»: «Его программа неокрепших отраслей создала все предпосылки для быстрого промышленного развития. Помимо прочего, он создал рынок государственных ценных бумаг и стимулировал развитие банковской системы (невзирая на противодействие Томаса Джефферсона и его сторонников). В недавнем исследовании Нью-Йоркское историческое общество назвало его «человеком, который создал современную Америку», и это трудно считать преувеличением. Если бы США приняли не концепцию Гамильтона, а точку зрения его принципиального соперника Томаса Джефферсона, идеалом которого была аграрная экономика, базирующаяся на самостоятельных мелких фермерах …, то США никогда бы не смогли из аграрной страны, восставшей против могущественной метрополии, стать сверхдержавой».
Не желая создавать себе конкурентов на Востоке, после распада СССР, страны Запада умышленно нам рекомендовали строго следовать инструкциям laissez faire, понимая, что в таком случае никакого развития у нас не будет.
За эти 30 лет у нас уже забыли, что такое промышленная политика, потому что студентов и чиновников этому не учат. (Не учат этому сегодня и в США. Историк экономики Джо Стадвелл приводит пример в книге «Азиатская модель управления», что Роберт Уэйд, ученый, специализирующийся на Южной Корее, с трудом нашел в библиотеке Массачусетского технологического института (США) единственный экземпляр книги Фридриха Листа, и в библиотечной карточке было записано, что последний раз эту книгу брали для чтения, в 1966 году! Между тем Роберт Уэйд говорил, что в книжных лавках университета в Сеуле, где он бывал, можно было видеть «целые полки», заставленные трудами Листа). Поэтому нарастить вооружения в короткое время мы не сможем, так как не умеем этого делать, потому что этому не учились.
Пенни Прицкер в принципе это знает, почему мы не можем производить промышленные товары и вооружения в нужном для нас объеме, потому что американские экономисты это тоже знают, и говорят об этом постоянно. Такие как Майкл Спенс, Джозеф Стиглиц, Джеффри Сакс и много других, постоянно говорят о том, что мероприятия, предусмотренные «Вашингтонским консенсусом», не работают. Но кто их у нас слышит?
Джозеф Стиглиц называл консенсус причиной финансового кризиса в Азии, конца 20-го века. «В каждой стране должна быть своя экономическая политика, основанная на учёте особенностей страны; не может быть единой, универсальной политики для всех реформирующихся стран. Ранее, в начале 1990-х, я заблуждался, когда говорил, по собственному признанию, следующее: „Приватизация, приватизация и ещё раз приватизация“», — отмечал Стиглиц.
«Успешные страны, такие как Сингапур, Индонезия и Южная Корея, до сих пор помнят жесткие механизмы корректировки, внезапно навязанные им МВФ и Всемирным банком в 1997–1998 годах». Азиатский кризис […] То, чего они достигли за последние 10 лет, тем более примечательно: они незаметно отказались от Вашингтонского консенсуса, инвестируя огромные средства в инфраструктурные проекты […] этот прагматичный подход оказался очень успешным». Так писал в 2012 году М. Николас Дж. Фирзли в работе «Страновой риск: Азия меняется местами с Западом».
Мы даже не знаем, что «Вашингтонский консенсус», по сути, заменен уже «Сеульским консенсусом». Он был одобрен лидерами стран «Большой двадцатки» на саммите «Большой двадцатки» в Сеуле в 2010 году (Характерно, что это произошло в Сеуле, столице Южной Кореи, которая и сегодня являлась страной-витриной успешного промышленного протекционизма, который осуществлялся там с 1962 года в течении первых семи пятилеток развития и осуществляется и сегодня).
В отличие от более старого Вашингтонского консенсуса , Сеульский консенсус допускает большую роль государственного вмешательства. Вместо того, чтобы навязывать единое решение «сверху вниз», он постулирует, что решения должны быть адаптированы к потребностям отдельных развивающихся стран, при этом сами развивающиеся страны берут на себя ведущую роль в разработке пакетов реформ и политики, наиболее соответствующих их потребностям.
Шесть основных принципов Сеульского консенсуса таковы:
1) Фокус на экономическом росте Группа двадцати предполагает, что экономический рост тесно связан со способностью стран с низкими доходами (СНД) достичь Целей развития тысячелетия. Они заявляют, что меры по содействию инклюзивному, устойчивому и устойчивому росту должны иметь приоритет над обычным бизнесом.
2)Глобальное партнерство в целях развития. К странам с низкими доходами следует относиться как к равным партнерам, несущим национальную ответственность за собственное развитие. Партнерство должно быть прозрачным и подотчетным.
3)Глобальные или региональные системные проблемы. «Большая двадцатка» должна уделять приоритетное внимание региональным или системным вопросам, где их коллективные действия лучше всего подходят для достижения полезных изменений.
4)Участие частного сектора. «Большая двадцатка» признает важность участия частного сектора в содействии экономическому росту и предполагает, что политика должна быть благоприятной для бизнеса.
5)Дополнительность. «Большая двадцатка» постарается избежать дублирования усилий других глобальных игроков, сосредоточив свои усилия на тех областях, где у них есть сравнительное преимущество.
6)Ориентация на результат. «Большая двадцатка» сосредоточится на реальных практических мерах по решению серьезных проблем.
Первоначально Вашингтонский консенсус представлял собой набор из десяти ключевых принципов. Новый Консенсус основан на шести основных принципах и имеет девять «ключевых столпов».
Девять ключевых направлений представляют собой области, которые, как считается, больше всего нуждаются во внимании в развивающихся странах. Это 1) инфраструктура, 2) частные инвестиции и создание рабочих мест, 3) развитие человеческих ресурсов, 4) торговля, 5) доступность финансовых услуг, 6) устойчивый рост, 7) продовольственная безопасность, 8) мобилизация внутренних ресурсов, 9) обмен знаниями.
Этот Сеульский консенсус тоже прямо не упоминает о промышленной политике, но понятно, что такие его принципы, как «фокус на экономическом росте», «ориентация на результат» и такие ключевые направления, такие как «развитие человеческих ресурсов», «мобилизация внутренних ресурсов» и «обмен знаниями» могут адекватно реализоваться только при мероприятиях промышленной политики. Сеульский консенсус уже сильно продвинулся в эту сторону, с момента принятия Вашингтонского консенсуса (не прошло и 20 лет), но все-таки продолжает лукавить, и не может честно признать того факта, что вне промышленной политики развитие любой страны просто невозможно. Потому, что как говорил немецкий социолог Людвиг Бек: «Современный мир конституирован техникой». А техника является достаточно сложным человеческим артефактом, чтобы создание ее было устремлением многих предпринимателей. Поэтому к этому их надо подталкивать. А это и есть национальная промышленная политика. Промышленная политика, а не приватизация госсобсвенности, есть основным фактором развития страны. Сегодня эффективно управлять можно как государственной, так и частной собственностью, все зависит от квалификации менеджмента. Как неэффективно управлялись частные предприятия, мы знаем из многих уголовных дел сегодня. Так что частная собственность не есть панацея.
Нам надо в ускоренном темпе сейчас возвращаться к мероприятиям промышленной политики. Это единственный шанс достаточно быстро нарастить военное и гражданское промышленное производство, однако, все равно это займет годы. Но другого выхода для нас нет. Россия, на наших восточных границах, всегда будет представлять экзистенциальную угрозу нашему существованию. Так что от осуществления промышленной политики нам не уйти. Пока нам дают вооружения, но Пенни Прицкер нас уже иносказательно предупредила: или вы займетесь промышленной политикой, или погибнете, наши (западные) ресурсы для оказания вам помощи не бесконечны. Как еще иначе можно толковать ее слова «"Что мешает успеху, и кто мешает?". Не могла же она прямо сказать нам, что вы достаточно образованы, чтобы не понимать, что именно приводит к успеху страны (так воспитанные дипломаты не разговаривают)? В этом мы должны разобраться самостоятельно. Южнокорейцы в этом же в свое время разобрались? Разберетесь и вы, если хотите выжить. Это ваша домашняя работа.
Именно в таком аспекте, на мой взгляд, должен оцениваться исторический визит, не побоюсь этого слова, Пенни Прицкер, и сказанные в ею, в наш адрес, слова.
